«Моя дочь невероятно любила жизнь»
Валентина Сергеевна Бельчинская – мать Нины Олеговны Тереховой.
Никогда не думала, что доведётся говорить о дочери в прошедшем времени. Мне исполнился девяносто один, а Нина ушла из жизни в шестьдесят пять. С судьбой, видно, не поспоришь.
Нина родилась на Украине в городе Проскурове, позднее переименованном в Хмельницкий, куда отправили после окончания войны вместе с 31-й танковой дивизией моего мужа Олега Александровича Бельчинского. Он фронтовик, был специалистом по связи. Его даже забрасывали в тыл врага и однажды посчитали без вести пропавшим. Мы познакомились в сорок пятом году, когда он приехал в отпуск в родную Кострому. Нас расписали в Свердловском загсе, а мне-то ещё недели не хватало до восемнадцати лет. Дочки родились на Украине. Нина в сорок седьмом, а через три года появилась Вера. Олег, мечтавший о сыне, дочерей воспитывал как мальчишек. Он был страстным охотником и рыбаком и с принесенными домой трофеями научил управляться девочек. У старшей Нины это особенно ловко получалось. Сам никогда после охоты ружьё не чистил. Это была тоже обязанность дочерей. А они старались: начищали до блеска, так что ствол горел.
Любовь к спорту, наверное, тоже от отца передалась. Он был в прекрасной физической форме, спорт обожал, в соревнованиях по многоборью всегда побеждал. Когда Олег в звании капитана вышел в отставку и в шестидесятом году мы переехали в Кострому, то наши дочки облюбовали стадион «Спартак». И можно сказать – там выросли. Вере полюбился волейбол, Нина занималась лёгкой атлетикой у знаменитого тренера Переверзева. Сколько у неё грамот за победы в соревнованиях! Огромная папка до сих пор у меня хранится. Толкала ядро, прыгала, бегала на разные дистанции. Учеба и спорт. Никаких гулянок и праздного времяпровождения. В институте Нина училась на факультете химии и биологии. И не случайно. У неё была просто необыкновенная любовь к природе, ко всему живому. Мимо цветочка не пройдёт, чтоб не полюбоваться.
Красота живого мира её как-то особенно волновала. Вот и душа у неё была такой же красивой. Помню, собрала она дубовые жёлуди и вырастила на даче саженцы. Надышаться не могла над ними, так берегла. Потом пригласила Юрия Карвацкого, директора экологического центра «Следово». Вместе юные дубки выкапывали, заворачивали и укладывали в коробки. Юрий Петрович тогда сказал: «Будет теперь у нас дубовая роща Нины Тереховой».
Утончённость, элегантность, врожденное благородство – это её дворянские корни. Все отмечали, что она очень походила на мать Олега, в честь которой он и назвал её Ниной. Предки по той линии – из старинного дворянского рода Потехиных. Все таланты, казалось, в Нине собрались. Рисовала, делала изумительные панно из соломки. В институте даже лепила скульптуры. Вышивала, вязала, шила. Я до сих пор костюм берегу, ею сшитый. Но тряпичницей никогда не была. И за вещи не держалась – последнее отдаст.
А сколько в ней было сострадания к животным. Всех подбирала! Голубку-птенца с подбитым крылом выкармливала с помощью шприца. Кашку, похожую на голубиное молоко, специально готовила. Выходила! Гуля вскоре превратилась в красавицу и стала полноправным членом семьи. В февральские холода с разницей в несколько лет подобрала на улице двух щенков – Малыша и Динку. У «ничейного» Малыша была сломана лапа. Обратилась к ветеринарам, вылечила! Подранков к нам несли со всей округи. Звонок в дверь. Открываем. Стоит мужчина. «Нина Олеговна здесь живет? Вот я грача принёс…» Целую зиму этот грач у нас жил. Доченька, доченька, какое сердце у тебя было широкое…
Жизнелюбка редкая! Как она жизнь любила! Деятельно, делами. Наверное, такая была потребность её души – делать людям добро.
После ухода Нины в газете была статья про неё, и там я прочитала слова помощника военного прокурора о том, что «масштаб утраты всем нам еще предстоит осознать».1 Мне самой кажется, что и я свою дочь до конца не знала, не осознавала всей глубины её редкой души. Телефон в нашей квартире звонил днём и ночью. Чего греха таить, порой раздражало. И в то же время я невольно была в курсе её дел и забот и нередко подключалась, помогала ей.
Сколько историй на моей памяти, всех не перескажешь. Один солдатик как-то особенно запомнился. Видимо, он узнал про Нину, когда она проверяла их воинскую часть по линии комитета солдатских матерей. Вот ему пришло время идти в отпуск. А он из неблизких краев, да к тому же из очень нуждающейся семьи. У матери на руках ещё ребёнок-инвалид. А у них в части было заведено: возвращаешься из дому с подарками на всю роту. Перед самым отъездом в отпуск у парнишки этого то ли украли, то ли спрятали бушлат. Выдали другой, в котором он буквально утонул. Нина привела его к нам домой и принялась ушивать, подгонять ему этот бушлат. И к маме он уже как с картиночки поехал. Мало того, пошла провожать его на вокзал. А билетов-то нет! Добилась через начальника вокзала, чтоб солдата отправили. Погостил у матери, приехал в Кострому и – к нам, не заезжая в часть. Говорит: «Если вы меня туда отправите, я задавлюсь! Я ничего не привёз, и меня будут бить». И Нина пошла с ним к командиру части. Договорилась, чтоб парня сразу отправили в медсанчасть, а потом на обследование в Никольское, поскольку у него склонность к суициду. Пока он месяц лежал в больнице, я возила ему передачки. Потом мальчишку демобилизовали. Спустя какое-то время его мама прислала нам с оказией саженцы редкого сорта облепихи.
Сколько судеб солдатских моя дочь пропустила через своё сердце! Один раз вместе с мамочкой, приехавшей из деревни, спасала солдатика от Чечни. Он был маленький, метр с кепкой, да худенький. Смотреть не на что! И служба-то у него в гараже проходила. И вот его, такого-то малюсенького, вместо другого военнослужащего внесли в списки для отправки в Москву, а оттуда в Чечню. Они перед самой отправкой поезда организовали ему побег. Ой, что там было! Его искали! А там если в течение суток солдат не объявляется, то уже дезертир. И Нина его привела, и страшный гнев командира как могла тушила, и добилась, что заморыша оставили в части.
Как правозащитница, она помогала не только солдатам, но и заключённым, и просто людям, попавшим в беду. Помню, приехала вся такая взбудораженная из колонии в Поназырево: «Мама, какой там ужас! Стёкол нет, все разваливается, антисанитария, крысы. В бане я проверила все тазы, и только треть из них целые. А там больше тысячи заключённых. Одни моются, остальные в переполненном предбаннике ждут, когда таз освободится. Разве это порядок!» Нина, если за что бралась, то доводила всегда до конца. И тут она добилась, чтоб и стёкла вставили, и тазы завезли, и другие недостатки устраняли. Вопрос о поназыревской колонии, помнится, даже вынесли на заседание областной общественной палаты. Так заключенные в знак благодарности преподнесли Нине букет из пяти деревянных роз, сделанных своим руками. Со временем две поломались, а три до сих пор у меня стоят. И вот ведь как работает «арестантская почта»: по цепочке передали, чтоб по дороге, если Нина с другой общественницей зайдут в столовую подкрепиться, с них не брали денег. Так им и говорили: «Не велено с вас брать».
А сколько сил отдала Нина, когда спасала женщину, сбежавшую из психиатрического интерната! Это вообще страшная история. Жуткая! Звали её Надеждой. Костромичка с высшим образованием. Незамужняя. Жила с матерью в коммунальной квартире и потихоньку строила свой дом. Работала и тянула на себе эту стройку. А тут умирает её мать, и она осталась совсем одна. А на дом, который ещё не был достроен, положила глаз жена её двоюродного брата. И вот к ней ночью приезжает психиатрическая бригада и забирает. Чем-то накололи и отвезли к юристу. И там Надежда в бессознательном состоянии подписала документы на дом и на то, что у неё было, в пользу той родственницы. После этого домой она уже не вернулась. А оказалась на принудительном лечении. Её отправили в психоневрологический интернат, если не ошибаюсь, в Кадыйский район. Там она работала за высоким забором. Но она же умная! Институт окончила. И надумала бежать. И сбежала ночью – в одном платье.
Как-то добралась до Костромы, кто-то ей посоветовал обратиться в Карабаново к священнику отцу Георгию Эдельштейну. А тот ей сказал: «Надя, тебе может помочь только Нина Олеговна Терехова. Иди к ней». Вот так она появилась в нашем доме, мы её приодели, и какое-то время она жила у нас. А её же ищут! Нина её прятала по разным квартирам у знакомых. Но это тоже не выход. И она решила доказать, что у Надежды с интеллектом все в порядке. Связывается с московским институтом имени Сербского и отправляет её туда. Там Надю обследовали и дали документ, что она здоровый вменяемый человек. После этого дочь начала вызволять её паспорт, который был отобран. Не без труда, но вернула. Уже легче. Надя смогла устроиться на работу. Дальше Нина взялась за её квартирный вопрос. Комната в коммуналке в качестве расширения по решению городских властей была отдана соседу, в ней жили люди. И моя дочь пять лет боролась за то, чтобы город выделил пострадавшей женщине жильё. Пять лет! Сколько судов они прошли! Сколько сил и здоровья на это Нина положила. И все-таки добилась справедливости: город предоставил Надежде однокомнатную квартиру. Хотела дочь побороться и за возвращение отнятого дома, но что там и как, не знаю. Пусть Господь будет судьей людям, которые обобрала таким страшным способом одинокую женщину.
Нина помогала людям до последнего. Уже недели полторы оставалось ей жить. Слабость была такая, что с трудом передвигалась по квартире. И вдруг говорит: «Мама, я уезжаю». – «Куда!!!» – «Мне надо в колонию. Меня ждут люди». – «Ты же ходить не можешь!» – «Мама, я должна. Сейчас за мной придёт машина». Я ещё пыталась отговаривать: «Нина, да глядя на тебя, люди сами заплачут». И ведь уехала! Я в окно выглянула. Она еле-еле идёт. Машина стоит у самого крыльца. Два мужчины её встречают, помогают сесть. Я места себе не находила. Да как же она поездку выдержит! И вот возвращается. Зашла, села обессиленная на стул. «Мама, и все-таки я съездила». И такое умиротворение было в её лице, не передать словами… А в день, как ей умереть, она попросила: «Мама, свари картошечку в мундире, так хочется с соленым огурцом». И это была её последняя просьба. Но поесть она не успела… Малыш два дня выл беспрерывно, ничем не могли отвлечь. На третий день его тоже не стало. Как Нина напророчила! Ведь когда она его раненого принесла домой, то сказала: «Вот сколько он проживет, столько и я…»
А мне остаётся только вспоминать и гордиться, что у меня была такая дочь.
Правозащитник Нина Терехова. Статьи. Интервью. Воспоминания. Кострома, 2018. C. 30-35.